…Тишину майской ночи нарушали редкие очереди немецких пулемётов и хлопки от выстрелов ракетниц противника.
— Не спит супостат, — пробормотал старый солдат Кузьмич.
— Да, сам не спит и нам не даёт отдыха. Фашист он и есть фашист, — пробормотал, укутываясь в шинель, сержант Трофимов.
— А что это он, на ночь глядя расстрелялся? – спросил, как бы обращаясь ко всем, кто не спал, молодой солдат Иван Петров. Поднялся, выглянул из окопа и полез на бруствер.
— Куда! — прикрикнул на него Кузьмич, и, ухватив за брючину, потянул в окоп.
— Успеешь ещё навоеваться, а сейчас башку подставлять рано. Вчера уже двоих таких же молокососов в санбат свезли. Войны не видали, а дырок в пузе от дурной головы уже наделали.
— Да я хотел только разглядеть, откуда немец бьёт, — как бы оправдываясь, сказал Иван.
— Вам же завтра лучше будет немца бить, если узнаем, где он сидит.
— Ты, Ванька, на Кузьмича не серчай, — подбодрил Ивана ефрейтор Тихонов, — он всю Мировую прошёл, и немца бил и фина бил. Если бы он вылезал из окопа как ты, то его давно бы уже черви съели.
Ночью по окопам прошёл комдив в сопровождении нескольких офицеров. Рассматривал оборудование огневых точек: пулемётчиков и артиллеристов, даже в землянки заглядывал, проверил постовых, коротко, но дельно расспрашивал бойцов и сержантов о положении на передовой. Спрашивал, куда будем отступать, если враг придавит? Организовали себе оборону, на случай отхода? Разведали и проложили маршрут? Кто и как будет прикрывать? Кто что заметил за день, огневые точки противника? Спрашивал офицеров, замечено ли передвижение немецкой техники и пехоты?
— Да, не спит наш комдив, грамотный, а главное, всё схватывает на лету. Вон как расставил нашу оборону, опыта ему у соседей не занимать. Всё на ус мотает, — заключил после ухода проверяющих Кузьмич.
— Так ведь усов у полковника нет, – вставил Иван своё слово в разговор.
— Эх, Ванька, Ванька. Одно слово — Ванька. Дак это, к слову, Ваня, поговорка такая есть, — ответил ему красноармеец из Рязани Ермолаев.
— Понятно, — ответил Иван, я так, пошутил…
Только забрезжил рассвет, загудели вражеские самолёты.
— Опять разведка боем, но что-то сегодня их много, — забеспокоился Кузьмич.
— Да, похоже не разведка. Что-то затеял поганый фриц, — ответил ему Тихонов.
Все стали всматриваться в горизонт, освещённый первыми лучами солнца. По окопам пробежал ротный и приказал всем быть готовыми к отражению атаки. Орудия приказали поставить на прямую наводку, снаряды и патроны беречь. Ему, как бы вторя, взводный молоденький младший лейтенант Егоров добавил: «Не стрелять, куда рак воду не носил!»
На фронте он был всего месяц, но все его знали за его поговорки, которые у него сыпались, как из рога изобилия. Шустрый, весёлый, а главное смелый и не по возрасту грамотный командир.
— Совсем ещё мальчишка, и 19 лет нет, сбежал из школы, курсы и на фронт. Уже и орден Красная Звезда есть, говорят, из-под фашистского танка вылез, да гранату ему в зад швырнул. Во как!», — рассказал Ивану Кузьмич.
Гул стервятников приближался монотонно, как бы тянул за собой рассвет, заглушая все остальные звуки фронта.
Когда солнце осветило своими ярко-алыми лучами небосвод, представилась страшная картина: в небе шли десятки вражеских бомбардировщиков в сопровождении «мессеров».
Бойцы, глядя на эту «воронью стаю», стали невольно опускаться в окопы, кто-то начал креститься, шепча молитву, кто стоял, остолбенев, другие, молча сидели в окопах и докуривали свои самокрутки, но их волнение выдавала мелкая дрожь в руках. Только несколько обстрелянных старых вояк и замполит всматривались в глубину утреннего марева. Очевидно, страшное было ещё впереди, там, откуда несколько дней подряд вражеские танки и пехота пытались прорвать оборону полка.
— Что-то задумали, гады, неспроста давят на нервы — сказал старшина роты Абашев, рассматривая горизонт в бинокль.
Вот первые «Юнкерсы» сорвались и понеслись к окопам, раздались первые разрывы бомб, земля вздрагивала и отзывалась дрожью в телах бойцов, лежащих и сидящих на дне траншеи. Пыль всё новыми и новыми клубами вваливалась в траншеи, окопы, забивая глаза и нос. Уже никто ничего не видел и не слышал, кроме многоголосого воя этого гитлеровского воронья, сменяющегося тугим гулом в ушах от разрыва бомб.
После получасовой бомбежки бойцы, отряхиваясь, не спеша стали подниматься. Слышались стоны раненых. Рядовой Спиридонов тряс головой, очевидно контузило, вытряхивал землю из ушей, стряхивал с головы. Несколько человек рылись в окопе, ища винтовки и каски. Послышалась резкая команда взводного:
— К бою!
Взводный, как и не лежал в окопе, стоял у пулеметного расчёта и рассматривал горизонт, где медленно ползли вражеские монстры в сопровождении серой пехоты.
— К бою! — повторил Егоров, и добавил
— Готовь, солдат, свою винтовку, проверь в бою свою сноровку.
Санитары вынесли двух раненых бойцов, потери были не велики. Надёжность комдивовских окопов и траншей, которые он заставлял копать глубже, помогли спасти десятки жизней бойцов.
Послышался многоголосый гул, и на оборону полка посыпались сотни фашистских снарядов. Очередной сюрприз фашистов оказался неожиданным, и принёс новые жертвы. Погиб замполит, один пулемётный расчёт, два орудийных расчёта. Один снаряд попала в КП батальона.
Когда все закончилось, вражеские цепи подошли вплотную к обороне полка, началась беспорядочная стрельба. Кто-то пытался вывести соседний взвод в отступление. Но на передовой появился комбат и приказал:
— Всем стоять насмерть!
Сержант Трофимов занял место раненного пулемётчика. Ротный подбадривал всех:
— Не так страшен черт, как его малюют.
Да и взводный не отставал от отцов командиров:
— Не робей, ребятки, не робей! Бей врага по жирной морде, бей!
И откуда у этого молодого парня хватало столько задора в такой тяжёлой обстановке? Даже старые опытные солдаты удивлялись смелости и отваге комвзвода. В первом же бою, видя, что один молодой воин оробел, он выхватил у него винтовку и метким выстрелом убил фашистского унтера, нагло напиравшего на нашу оборону. Потом, передал винтовку бойцу, и сказал:
— А теперь ты. И солдат попал, ранил немецкого пехотинца, потом взводный бежит к следующему молодому бойцу и на ходу кричит:
— Бери фашиста на прицел, стреляй и будешь цел! Через пять минут взводный уже на другом конце траншеи, настраивает заклинивший пулемёт и опять с прибаутками:
— Ну, за дело, пулемёт, видишь, немец снова прёт.
В вечернем бою комвзвода подорвал гранатой средний немецкий танк, прорвавшейся к соседнему взводу. Это уже очередной фашистский танк, уничтоженный им. Сколько же он их уничтожил за свои не полных 19? Ведь он мой ровесник, — подумал Иван.
Немец хитрым манёвром хотел зайти к нам в тыл. Крутился на окопе соседа, давя испуганных бойцов, вот и «заступился» наш лейтенант за погибших. И опять с прибаутками:
— Вот отправил немца в ад, будет рад теперь комбат.
К вечеру бой стих, только на южном крыле соседней дивизии слышалась канонада боя, и к небу взмывали огненные всполохи. В расположение взвода пришли ротный и замполит батальона, раздали свежий номер фронтовой газеты. Глядя на юг, ротный сказал:
— Очевидно, там сегодня жарче, чем у нас. Немец высадил десант у них в тылу.
— А что говорят разведчики, что готовит фриц нам на завтрак? — спросил красноармеец Шишкин.
— Что будет завтра, покажет время, — ответил ротный и ушёл в соседнюю часть к артиллеристам.
— Они сегодня понесли большие потери, почти половина личного состава и четыре орудия.
На юге всю ночь не утихали бои. Но утро выдалось спокойным. Хотя известия о нашем южном соседе не успокоили. Не выдержав натиск противника, они отступили и продолжали отступать, оголяя нам левый фланг. Нам же поступил приказ не покидать рубежа, а правый сосед начал отход, мы оставались на острие рубежа, таким образом, на направлении главного удара противника.
— Пора бы и кухне показаться, — забеспокоился Иван.
— Одна жратва на уме, — ответил ему Тихонов, — вот что значит молодой организм, есть ему подавай!
— А на сытый желудок и погибать легче, — отпарировал Иван.
— Оно-то может и легче, Ваня, да только ежели пуля в живот, то и страдать тяжелее, — сказал Кузьмич.
— Так что выбирай, — подбодрил Ивана Тихонов.
— Откуда вы всё знаете, что, часто пули в живот попадали? – спросил у строго солдата Иван.
— Да нет, Ванечка, Кузьмича ни пуля, ни мина немецкая не берёт, потому как боится, — добавил сержант Трофимов. Все засмеялись.
— Не смешно. Я ведь правду спрашиваю, а у вас одни шуточки, — с обидой сказал Иван.
— Ну, а ежели правда, то если пуля фрицева, или не дай Бог осколок порвёт требуху, то Ваня, голодные кишки и шить легче, — ответил Тихонов.
— Ну, тогда пусть после боя и накормят втройне. За завтрак, за обед и ужин. Так я согласен. А пока повоюем, — заключил Иван.
— Вот и правильно, Ваня, — сказал Кузьмич.
— Ага, щас, накормят. Всех накормят. Это, как правило, если кухня вовремя не подошла, грызи сухари, — сказал Шишкин.
— Да и сухари не плохо. Хуже, когда совсем голая степь, да ещё и зимняя стужа, — поддержал разговор Трофимов.
— Эх, хлопчики, главное в полон к супостату не попасть, там уж точно ни сухарей не дадут, ни в степи отлежаться не позволят, — заметил Кузьмич.
— А что, Кузьмич, Вы и в плену были? – подсев к старому солдату, спросил Иван.
— Ты, Вань, лучше спроси, где Кузьмич только не был. Он и поляка, и финна гонял, и румына, и немца. «А теперь сам от них бегает», —сказал Тихонов.
Все засмеялись.
— Гоняли и мы их, и они нас. И опять погоним, только вот сала надо много. «А пока сало собираем», —сказал Кузьмич, и стал набивать трубку табаком.
— Вот, видишь, Ваня, и трубку у самого Кайзера забрал в 14 году наш Кузьмич. И все опять рассмеялись.
Ваня, не понимая, где правда, а где враки, смотрел то на молчавшего Кузьмич, то переводил взгляд с одного бойца на другого. Но все улыбались и продолжали заниматься своими делами. Кто чистил оружие, кто читал ранее присланное письмо, другие чинили форму или просто слушали разговор и курили самокрутки.
— А что, правда, Вы у немца Кайзера забрали трубку? «И зачем собирать сало?» —спросил Иван, уставившись на Кузьмича.
— Брешут, Ваня. Ты их не слухай, это всё, как ты говоришь: враки. Трубку действительно мне отдали офицеры, когда немца пленного им привёл в Мировую. Вроде как трофей. А сало, так тож, Иван, чтобы немчуре пятки смазывать, когда бежать будет, шоб не спотыкался по дороге, до самой Германии.
— А, понятно, — ответил задумчиво Иван. И все опять рассмеялись.
Подул сильный ветер, небо заволокло тучами, посыпал мелкий дождь. Ротный приказал выставить караулы, усилить наблюдение. Бойцы не успели спуститься в землянки, как послышался отдалённый гул немецких танков.
— Вот сволочи! И дождь им не помеха, — выругался ротный и приказал всем занять места, приготовить гранаты и бутылки с зажигательной смесью.
Всматриваясь в пелену дождя, добавил — Здесь артиллерия нам не поможет, очевидно, сегодня придется жарко, не смотря на дождь.
И действительно, долго ждать не пришлось, с приближением рёва танков послышались и команды немчуры. Но никто не стрелял, да и куда стрелять, точно, что в белый свет.
Через какоё-то время стихло движение вражеской техники, команды стали реже. Что происходило на рубеже, было не понятно. Враг не отступил, но что он задумал?
Артиллеристы, сменив позиции, замаскировав оставшиеся орудия, замерли в ожидании.
— Хуже нет, когда ждать, — сказал Трофимов.
— Скорее всего, немцы пошли в обход, а здесь развернули театр. Но куда они пошли, какими дорогами? – рассуждал ротный и обратился к старшине Абашеву, — Что говорит разведка?
— Ушли ещё час назад, пока сведений нет. Никто не вернулся, — ответил старшина роты.
— Плохо, — заключил комроты. Он продолжал всматриваться в пелену дождя.
— А давай-ка, старшина, вышли ещё по паре разведчиков с обоих флангов, пока такая мазня, может нам удастся языками разбогатеть? — предложил ротный.
— Слушаюсь, ответил старшина и убежал к разведчикам.
Через полчаса ротного вызвали к аппарату на КП. Оказалось, что немцы действительно не дремали, а сделали вылазку в расположение соседнего полка. Только сейчас все услышали отдалённые звуки боя.
Поступил приказ выдвинуться ползком вперёд и внезапным броском отбросить врага.
— Это хорошо сказать, внезапным броском. А как быть, если в 30 метрах ничего не видно, — пробурчал Тихонов.
Приказ есть приказ, а тем более на войне его никто не обсуждает. Пришлось ползти, собирать воду из луж, загребая верхний слой дерна с молодой травой. Да ещё и ротный, молодец, приказал всем выпачкать лицо грязью.
— А может это и правильно. Потому, как не ждет нас немец в такую погоду, действительно, вышел на нейтральную полосу и застыл. Танки моторы не глушат, рычат, пугают нас, — высказал своё мнение Ермолаев.
Когда подползли ближе, то через стену дождя было видно, что немецкая пехота расслабилась, скучковались за танками, кто-то байки травит, другие курят. А тут мы, как черти из ада…
Сошлись в рукопашной. Танки не знают, как быть, кругом бой, крики, ни хрена ничего не видно, где свои, где чужие. Кто-то сообразил, да поджог два танка бутылками, те стали медленно отползать. А нам этого и надо, так и до их первой траншеи дошли.
— Вот нас осталось ты, да я, да мы с тобой, — заключил, спускаясь на дно фрицевской траншеи, сержант Трофимов.
А в ночь пришлось оставить рубеж, как и предполагал комдив. Подкрепления не было, боезапасы на исходе, а главное, соседей потеснили, они ещё вчера вечером отошли.
— Зачем уходить? Зачем тогда было воевать за эти окопы? А как же эти люди, кто погиб за эти окопы? — всё задавал и задавал всем вопросы с исцарапанным в кровь лицом Иван.
— Так бывает, Ваня. Ты вот молодец, здорово этого немца встряхнул. Я даже не ожидал, думал, всё, конец Ваньке, порежет гад. А ты молодец! – разговорился до того молчаливый Шишкин.
— А что, он на меня с ножом полез. Прыгнул с танка, свалил в грязь, зараза, испачкал, поскуда, — ответил Иван с возмущением.
— Ну да, испачкал, а то ты до этого был в чистом костюмчике? Или всё же ты ему за нож врезал? – всё допрашивал Ивана Тихонов.
— Да нет, не за нож, а просто злоба взяла. Он ведь мог убить меня, да потом, когда встал и в лицо вцепился, я уже его и пристукнул, — ответил Иван.
— Молодец, не оробел, Ваня. «Молодец!» —сказал старый солдат Кузьмич и похлопал парня по плечу и добавил:
— В Первую Мировую, наверное, тебе бы Георгия дали, ты ведь первым ворвался во вражескую траншею, да ещё и немецкого офицера-танкиста укокошил.
— Зачем мне Георгий, я Иван. «Зачем мне имя менять?» —сказал Иван.
Все засмеялись.
— Ну, ты, Иван, и даёшь, ты что, в школе не учился? Про войну не слыхал? Так награды называли: Георгиевский крест за героические поступки, — добавил Тихонов.
— А, а я думал, что мне, как младенцу на крещении ещё одно имя дадут, — сказал Иван.
— Ни ещё одно, а одно давали, Ваня, — пояснил Кузьмич. — Это сейчас, дают да отнимают. А раньше нарекли именем, с ним человек и жил.
— Но, но, Кузьмич, ты там поокуратнее политпросвещение проводи. Не дури молодёжи голову крестами да попами, — предупредил старого солдата парторг роты старшина Абашев. И добавил вопрос
– Это у кого и что отняли, Кузьмич?
— А я чего, я ничего не дурю, говорю, как оно было в Первую Мировую, — свёл тему старый солдат к Мировой войне.
— Понятно, что ты хитрый лис, Кузьмич. Но понимать надо, что сейчас советская власть, которая нам дала возможность жить, — сказал старшина.
— Да вот только немчура не даёт жить, — продолжал Кузьмич
— Ничего, и немчуру прогоним, дай только срок, — заключил Абашев.
Отходя, в следующую ночь полк попал в окружение. Погибли в рукопашном бою красноармейцы Спиридонов и Ермолаев, предрекавший счастливую жизнь старшина Абашев. Проходя через минное поле, подорвался на мине Шишкин, вражеский осколок мины оборвал жизнь сержанта Трофимова. Поднимая бойцов в атаку при прорыве из окружения, в последнем бою погиб отважный командир роты Иванов.
Остатки роты в составе семи человек выводил с проседью в волосах, 18-летний младший лейтенант Егоров. Он всё также шутил и тем самым поднимал в отряде окруженцев боевой дух и настроение. Каждый день он выдавал всё новые и новые лозунги и прибаутки.
— В окружении не в плену, надо выиграть войну! Немца бей штыком, лопатой, за жену, за мать, за хату! В окружении не в тюрьме, немцев бьём, мы на войне. Мы бойцы-красноармейцы, бить фашистов мы умельцы!
Раненого в живот Ивана несли уже несколько дней, а Егоров всё шутил: — Выживешь Иван, потому, как ты не ел уже пять суток. Помнишь, как говорил тебе Кузьмич? Легко лечить того, кто не ел. На что Иван только улыбался.
Иногда, на привале, Иван спрашивал, не вышел наш герой Кузьмич?
Все склоняли головы, но отвечали: выйдет! Его не берёт немецкая пуля и мина. Выйдет!
Старому солдату было тяжело поспевать за молодыми, особенно, когда стали прорываться через леса, реки и болота. В один из дней он предложил остаться с другими бойцами в прикрытии. Кто вернулся, сказали, что видели, как в рукопашном бою Кузьмич вцепился в здорового немца и оба свалились в овраг. Больше старого вояку никто не видел.
А старый солдат Кузьмич, переодевшись в форму убитого им в ближайшей деревушке фетфебеля, заготовителя Германского вермахта, продолжал движение в сторону фронта.
Через несколько дней остатки полка вышли мелкими группами из окружения. Среди вышедших был и старый солдат Иван Кузьмич. Для Кузьмича война закончилась, списали по возрасту. Война всех разбросала по разным частям.
Смелый разведчик Тихонов погиб при освобождении Европы от фашизма. Геройский лейтенант, теперь уже капитан, награждённые пятью орденами и несколькими медалями, Егоров погиб в мае 1945 года от прямого попадания фугаса, и многие годы считался пропавшим без вести. А гвардии сержант Иван Третьяков дошёл до Берлина, был награждён тремя орденами и пятью медалями. Но со своим тёзкой Иваном Кузьмичом они больше не встретились. Не дожил старый солдат, герой нескольких войн до Победы.
В. Градобоев, 05.06.2020 г.
