Молодые люди-жители Санкт-Петербурга, идущие по проспекту Кузнецова, видимо, должны больше знать о человеке, чьим именем назван этот проспект. Кузнецов — типично русская фамилия, очень распространенная. Ее носил и прославленный адмирал флота Н. Кузнецов и легендарный разведчик-партизан Н. Кузнецов, и командующий Северо-Западным фронтом генерал Ф. Кузнецов и многие иные достойные фигуры. И все же, почему именно в Санкт-Петербурге появилась магистраль с таким названием? Это справедливая, искренняя дань ленинградцев человеку, имя которого во время блокады было у жителей города на устах, с ним многие связывали — и не без основания, надежды и на своё выживание и на выживание города.
Алексей Александрович Кузнецов не был коренным ленинградцем. Он родился 20 февраля 1905 г. в деревне Заручьёвье Новгородской губернии. Отец Кузнецова — рабочий лесопилки, человек твердого характера, серьезный и основательный, но в не меньшей степени и смелый — он занимался в том числе чрезвычайно опасным делом — сплавлял лес по тому самому пути, который в российской истории назван «из варяг в греки». Он и для сына, перенявшего его крепкие качества, готовил такую же судьбу и взял молодого Алексея подмастерьем на лесопилку. Это были годы постреволюционного бурления, и молодой Кузнецов и без политической обработки понял, почувствовал, что Советская власть это его власть, отвечающая его представлениям о добре и зле, о социальной справедливости. Он вступает в комсомол, становится лидером ячейки, горит жаждой полезной общественной деятельности — энергичный, живой, вдумчивый, деловой, открытый к людям и их проблемам.
Его заметил С.М.Киров, он перебирается в Ленинград, где растет как руководитель от одной ступени до другой и в итоге становится в 1938 г. в 33 года вторым секретарем горкома и обкома, членом Военного совета округа и флота, членом ЦК — по сути следующей авторитетной фигурой в городе после его первого секретаря А.А. Жданова.
Ленинград становится любовью А.А. Кузнецова на всю его не такую уж длинную жизнь, он с гордостью называет себя ленинградцем. И это была не рисовка — он действительно так чувствовал, он сросся душой с этим городом, с его историей и красотой, растворился в нем, решил посвятить себя процветанию его самобытности.
«Он был молод, умён, честен и инициативен, своей неиссякаемой энергией внося свежую струю в деятельность руководства города» — писал историк Н. А. Ломагин («Неизвестная блокада». С-П., издательский дом «Нева», 2004 г.)
Кузнецов принес с собой и нестандартный, смелый, отличный от привычного бюрократического, стиль подхода к делам: «…Пройдет года 3-4 и мы будем работать без решений, без резолюций. Чтобы сеять весной…решения выносить не надо. Надо сеять. Чтобы убирать хлеб…решения выносить не надо. Надо убирать. Много решений получается от нашей некультурности, от нашей азиатчины, от нашей распущенности, недостаточной требовательности к себе и другим». А многие тогда как раз и имели привычку жить по директиве, не умели и побаивались самостоятельно думать, а тем более — действовать. Таких, а тем более опустивших руки в годы блокады, Кузнецов окрестил «моральными дистрофиками». Кредо Кузнецова в работе с людьми было, как он заявлял на партийном активе: «Главный метод руководства не окрик и грубость, а метод убеждения».
Еще до войны он отличился умением отстаивать свою точку зрения и принимать решения — именно эти качества в дальнейшем ему пригодятся при организации обороны Ленинграда. В марте 1941 г. во время строительства метрополитена на свой риск настоял на необходимости сохранения Владимирского собора — так удалось сохранить от разрушения эту святыню.
Американский журналист, работавший в Москве во время войны, и впоследствии автор солидной монографии о блокаде Ленинграда Г. Солсбери так суммировал воспоминания современников о Кузнецове: «Резкие черты лица и тонкий нос придавали ему строгий вид. На самом деле это был мягкий, внимательный и почти всегда тактичный человек. Он редко повышал голос и не ругал людей без причины. В этом отношении Кузнецов резко отличался от многих партийных функционеров».
Ленинград встретил день начала войны без своего руководителя А. Жданова — тот находился в отпуске в Сочи. Кузнецов немедля собирает актив города и берет бразды правления, а с ними и всю ответственность на себя: «Общее руководство всеми военными работами остается за мной, поэтому все решения будут проходить через меня».
Сразу пришлось окунуться в огромное количество ранее несвойственных проблем, надо было думать не только о решении возникающих, но и на опережение, предвосхищать события — рассредоточить запасы горючего, подготовить школы к размещению людей, чье жилье могло пострадать во время бомбежек, вывезти сокровища Эрмитажа, начать эвакуацию жителей и предприятий, перестраивать промышленность на военный лад, да и сотни других больших и малых забот.
Первостепенное дело — строительство Лужского рубежа обороны, растянувшегося почти на 300 км. — на это были задействованы десятки тысяч граждан Ленинграда. Формирование Народного Ополчения — горком принимает решение собрать 15 дивизий общей численностью 200 тысяч человек. Дух Кузнецова при этом сразу сказывается: «Горком обязывает…проявлять постоянную заботу о своих частях Народного Ополчения, оказывая им всемерную поддержку в их оснащении и боевой деятельности». Неравнодушный к истории города Кузнецов инструктирует: «Целый ряд ценных исторических памятников надо обложить песком, мешками, кулями, например, «Медный всадник», памятник Кирову, Петергофские скульптуры. Сегодня же (т.е. 23 июня 1941 г.) дать соответствующее распоряжение».
Именно речи Кузнецова с самого начала обороны задавали тон при обсуждении важнейших вопросов жизни города: «О наведении элементарного порядка в жилых домах Ленинграда», «О городском бюджете», «О неотложных мероприятиях по бытовому обслуживанию трудящихся», «О работе аптекоуправления», «О борьбе с детской беспризорностью» — здесь Кузнецов проявляет свою особую чувствительность: «Мы — отцы всех детей. Кроме собственных, необходимо заботиться о всех детях».
Но наслаивавшиеся ежедневно проблемы не сказывались на собранности, решительности и, казалось, на не знавшим пределов утомляемости Кузнецове — именно он с января по апрель 1942 г. вёл все заседания городского комитета партии. За его неистощимую энергию отвечавший за оборонительные сооружения генерал Б.В. Бычевский восхищенно называл Кузнецова «человек-пружина». Из 145 постановлений бюро ленинградского горкома с 6 сентября по 31 октября 1941 г. А. Жданов подписал всего 4, а все остальные вышли за подписью А. Кузнецова. В период с 12 ноября по 9 декабря подпись А. Жданова стоит на 5 из 145 принятых постановлений, а А. Кузнецова на остальных 140. Из 89 постановлений с 19 января по 16 декабря 1942 г. Ждановым подписано 5, в то время как Кузнецовым — 51 постановление. Но Кузнецов отнюдь не сводил свою деятельность к производству инструкций и указаний, он напутствовал актив: «Только, товарищи, все задания проверяйте: дал распоряжение — проверил исполнение». Он сам постоянно ездил по городским объектам, будучи членом Военного Совета Ленинградского фронта (ему было присвоено звание генерал-лейтенанта), выезжал в войска. При этом брал с собой одетого в военную форму маленького сына Валерия, который жил в кабинете отца в Смольном. Публичный эффект работал: раз у руководителя города сын остался с ним, значит есть дополнительная уверенность, что город врагу не отдадут. Однажды смелость Кузнецова чуть не стала для него трагической: как-то раз он заехал так далеко, что оказался с водителем и помощником в тылу у прорвавшихся немецких колонн. Отлежались в лесу и добрались до своих только когда стемнело.
Представитель ставки Д.Н. Суханов, прибывший в августе-сентябре 1941 г. в Ленинград с инспекцией, свидетельствовал: «К.Е. Ворошилов был отстранен от командования фронтом, в Ленинград прибыл Г.К. Жуков и приступил к наведению порядка. При этом наибольшую помощь и активное взаимодействие Г.К. Жуков встретил…со стороны А.А. Кузнецова».
Член Политбюро, заместитель председателя Совнаркома и уполномоченный Государственного Комитета Обороны по снабжению Ленинграда А.И. Микоян с теплотой вспоминал: «Все мы в Москве знали, что основная фигура в Ленинграде — Кузнецов. Сам Кузнецов был обаятельным человеком, веселым, искренним. Ценили мы также и то, что он не выпячивался, не был амбициозен, всегда подчеркивал роль Жданова. Видимо, они искренне относились друг к другу, как настоящие друзья. Жданов, прилетая в Москву, рассказывал нам в присутствии Сталина, что всей работой «наверху» (то есть не в правительственном бункере-бомбоубежище ) занимается Кузнецов. Жданов к нему очень хорошо относился, рассказывал даже с какой-то гордостью, как хорошо и неутомимо Кузнецов работает, в том числе заменяя его, первого секретаря Ленинграда. Занимаясь снабжением города, я и мой представитель с мандатом ГКО Д. Павлов (нарком торговли РСФСР) имели дело преимущественно с Кузнецовым, оставляя Жданову протокольные функции». (А.И. Микоян, «Так было. Размышления о минувшем, М., Центрполиграф, 2014 г.).
Уже в феврале 1942г. на исходе губительной голодной зимы, Кузнецов резюмировал, как бы отвечая нацистской пропаганде, лживо призывавшей сдаться и сделать Ленинград «открытым городом» по примеру Парижа: «Этот акт не сохранил самостоятельности французского народа, его независимости, его национальной гордости. Мы знали, что будут большие лишения и большой урон. Пусть не хватает несколько сот домов в Ленинграде, пусть многое разрушено, пусть многие погибли . Но мы не раскисли. И ради города в целом, ради всего народа…отечества, мы на это пошли и дух трудящихся сохранили, мы тем самым сохранили и город. Таким образом, наша русская национальная гордость, гордость ленинградцев не попрана и ленинградцы не опозорили земли русской».
Слово «гордость» для Кузнецова не было показным, парадным, оно действительно много для него значило. Он называл город Русской Троей и призывал жителей гордиться им и беречь его. (Впоследствии это было поставлено ему в вину как «квасной патриотизм»). Но он гордился и жителями, для которых цена победы оказалось непомерно велика, вынесших невероятные лишения и горе потери близких, но не упавших духом. Кузнецов публично считал ленинградцев «одним из передовых отрядов русского народа, храбрым и в то же время скромным, деятельным и в то же время не кричащим о себе». Думая о сохранении исторической памяти о ленинградской эпопее, Кузнецов принял самое деятельное участие и в создании музея обороны и блокады Ленинграда, про который посетивший его будущий президент США, а тогдашний генерал Д. Эйзенхауэр написал в книге почетных гостей, что он «является наиболее замечательной военной выставкой из всех виденных мною». Кузнецову впоследствии среди прочих бредовых обвинений было брошено и «возвеличивание себя через музей обороны Ленинграда», что было абсолютно надуманно — Кузнецов был совершенно нечестолюбивым, бескорыстным и здравомыслящим человеком.
Бывший управляющий делами Ленинградского обкома Ф.Е. Михеев в докладной записке в ЦК КПСС в 1959 г. указывал: «Я лично знал Кузнецова, Капустина, Попкова, Бадаева, Вербицкого (все они были расстреляны по «ленинградскому делу» в 1950 г. ) и др., это были честные, преданные партии и народу люди, все свои силы отдававшие работе. Особенно ярко их преданность проявилась во время блокады Ленинграда, их честность и щепетильность и в особенности т. Кузнецова А.А., который постоянно следил и контролировал, чтобы ни один грамм продуктов не попал не по назначению, особенно он был требователен к себе». Груз ответственности, ежедневное нервное напряжение, накопленная усталость, авитаминоз всё же сказались — у Кузнецова в 1943 г. начался туберкулёз (у сына Валерия были диагностированы признаки дистрофии).
А.А. Кузнецова и его семью связывали теплые отношения с Командующим Ленинградским фронтом Л.А. Говоровым. Леонид Александрович очень ценил энергию и организаторские способности Алексея Александровича Кузнецова. И именно Кузнецов после назначения Леонида Александровича командующим фронтом дал ему рекомендацию для в вступления в партию.
В первую же годовщину окончательного снятия блокады Кузнецов в газете «Правда» призывал: «Ленинград надо восстановить как крупнейший промышленный и культурный центр страны, как столичный город». С его подачи ленинградская «Правда» уже в марте 1944 г. обещала: «Мы залечим раны города, сделаем его ещё прекраснее, ещё могущественнее. Ленинград засверкает всеми своими гранями, как драгоценный бриллиант среди русских, советских городов». Но он не отделял величие города от его многострадальных жителей и считал, что наступает пора наградить их иными, лучшими условиями жизни. В июле 1945 г. Кузнецов провозгласил: «Сейчас стоит задача — … улучшить материальное положение населения. Теперь уже ничем не вызывается необходимость идти на серьёзные материальные лишения. Наоборот, сейчас нужно делать всё для того, чтобы население почувствовало — не только духовно, но и материально, — что война закончилась, что нами одержана великая победа. Для того, чтобы улучшить материальное положение населения, надо, прежде всего, дать ему больше товаров народного потребления». Поэтому не удивительно, что заголовки ленинградских газет 1945-1946 гг. говорили сами за себя: «Больше заботы об улучшении бытовых условий трудящихся», «Выпускать больше товаров широкого потребления», «Больше пряжи, тканей, ниток», «Быстрее восстанавливать жилые дома».
В первые послевоенные годы Сталин задумал сменить управленческий слой, и А.А. Кузнецов, которого он близко узнал и оценил во время войны, был переведен в 1946 г. в Москву с повышением — вместо Маленкова он стал секретарем ЦК, отвечающим за кадры по всей стране, включая органы безопасности и правопорядка. И это назначение стало началом конца жизни Алексея Александровича, которому к тому моменту исполнился всего 41 год. Не прошло и трех лет, как одержимый маниакальной подозрительностью Сталин принял стиль и активность в работе Кузнецова за подготовку к свержению «вождя», к выдвижению себя на его место («Противопоставление себя ЦК ВКП(б)»). Конечно, это абсолютно не соответствовало действительности — Кузнецов был полностью лоялен Сталину. Но одно дело слушать общие установки «сверху», а другое — воспринимать их буквально и динамично, инициативно проводить в жизнь. К тому же Кузнецов был совсем не силен в партийных интригах, не проявлял бюрократической осторожности, не видел, как раскручивается клубок против него с помощью Берии и Маленкова. Курируя НКВД, стал слишком интересоваться обвинительными делами 30-х годов, на Секретариате ЦК раскрутил дело о коррупции в ГУЛАГ… Фактически яркие качества Кузнецова и его самостоятельность как одно из основных стали самыми страшными обвинениями. В феврале 1949 г. Кузнецов неожиданно для себя был снят со всех постов. Было развернуто масштабное «ленинградское дело», представлявшее огромный ком чудовищной лжи, наговоров и самооговоров, признаний под пытками в несовершенных и даже не задумывавшихся поступках. В этот жестокий и несправедливый водоворот были затянуты сотни ленинградцев, многих (включая членов их семей) отправляли в тюрьмы и лагеря, ссылали, снимали с работы лишь за «близость к Кузнецову». Фактически Кузнецов и его товарищи по блокадному периоду были обречены задолго до решения так называемого «суда», приговорившего главных фигурантов — 26 человек в октябре 1950 г. к расстрелу. Первым в список жертв Сталин дал инструкцию вписать Кузнецова как руководителя «преступной, антипартийной группы».
Непростая судьба ждала и Музей обороны и блокады Ленинграда. Первая выставка «Героическая оборона Ленинграда» была открыта в здании бывшего Сельскохозяйственного музея в Соляном городке еще в условиях войны, 30 апреля 1944 г., по решению Военного совета Ленинградского фронта. И уже в первые 6 месяцев музей посетили 250 тыс. человек, а к 1949 г. эта цифра превысила миллион. В ходе «Ленинградского дела» г. он также попал под репрессии, директор музея Л.Л. Раков был арестован и осужден , штат расформирован, а здание передано для военных нужд. Вновь открыт музей был лишь в 1989 году, занимая первоначально скромные 250 квадратных метра. Сегодня благодаря решению Президента России В.В. Путина музей обретает новую жизнь, Министерство Обороны возвращает занимаемые площади, в рамках музея создан институт Истории обороны и блокады Ленинграда. На сегодня в музее собраны более 50 тыс. экспонатов — произведений скульптуры и живописи, рукописно-документальных материалов, предметов солдатского и блокадного быта, фотографий, орденов, медалей, знаков, образцов техники и вооружения, книг, изданных в блокадном Ленинграде. Посетители буквально окунаются в обстановку того времени и могут прочувствовать, как жили тогда город и фронт. Пополнение экспозиции активно продолжается, и судьба героев Блокады, погибших по «Ленинградскому делу», найдет достойное отражение на новых площадях музея.
Бессмертен подвиг воинов, стоявших на смерть на подступах к Ленинграду, моряков Балтийского флота, партизан, бессмертен и подвиг рядовых жителей города. Но стоит отдавать должное и роли командующих войсками, руководителей обороны, внесших огромный вклад в сопротивление, стойкость и выживаемость Ленинграда. Светлое имя Алексея Александровича Кузнецова навсегда вписано в историю.
Источник: rg.ru
Фото: Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Алексей Кузнецов с дочерьми. 1948 г. / РИА Новости
