Мой одинокий друг
Продолжаем зарядку на осеннем берегу Чира. Как обычно машу руками, ноги поднимаю, связки тяну и прочее подобное над собой вытворяю, чтобы болями спинными не страдать. Как вижу, из-под бережка крутого поднимается самый настоящий дикий гусь. Замер я, столбом прикинулся, чтоб его не вспугнуть. А он идёт себе, травку пощипывает и меня как будто не замечает, но определённо видит. Походил вот так, присел и траву подле себя продолжает потреблять. Наверно, подранок, летать не может, вот и пасётся один - одинёшенек. Только какой-то странный. Приходилось видеть подранков, и все они, хлопая перебитыми крыльями, ковыляя на покалеченных ногах, испытывая страшную боль, спешили скрыться от меня.
Случай расскажу про подранка, пока вспомнил. Земцовский пруд во льду, посередине незамёрзшая полынья. Утиная стая на ней. Вечером она снялась и полетела на озимь кормиться. Один селезень остался. Он выбрался на лёд и, постоянно оскользаясь, пошёл к берегу, из-под которого вода паникой сочилась, и травка кое-какая зеленела. Как вдруг, на полпути налетает на него ястреб тетеревятник. И прекратил бы он страдания селезня, да налетела на ястреба воронья стая. Она собралась тут недалече, в акациях, почивать, а пока делилась событиями прошедшего дня. Как за своего кровного брата грудью встали вороны за селезня. Отступил хищник под натиском серой отчаянной братии. Я и до того любил умных ворон, а после увиденного вообще проникся к ним уважением. Но не о воронах тут речь. Что там мой гусик?
Начал я пошевеливаться, сколько же можно столб изображать. Гусь на мои телодвижения – ноль внимания, своей травкой занят. Фотоаппарата со мной, конечно, не было. Дикий гусь рядом, а я безоружный.
На следующее утро я поехал на Чир вооружённым. Особой надежды, что вчерашнее явление гуся повторится, не было. Однако ж мой серый товарищ был на посту.
Продолжаем зарядку на осеннем берегу Чира. Как обычно машу руками, ноги поднимаю, связки тяну и прочее подобное над собой вытворяю, чтобы болями спинными не страдать. Как вижу, из-под бережка крутого поднимается самый настоящий дикий гусь. Замер я, столбом прикинулся, чтоб его не вспугнуть. А он идёт себе, травку пощипывает и меня как будто не замечает, но определённо видит. Походил вот так, присел и траву подле себя продолжает потреблять. Наверно, подранок, летать не может, вот и пасётся один — одинёшенек. Только какой-то странный. Приходилось видеть подранков, и все они, хлопая перебитыми крыльями, ковыляя на покалеченных ногах, испытывая страшную боль, спешили скрыться от меня.
Случай расскажу про подранка, пока вспомнил. Земцовский пруд во льду, посередине незамёрзшая полынья. Утиная стая на ней. Вечером она снялась и полетела на озимь кормиться. Один селезень остался. Он выбрался на лёд и, постоянно оскользаясь, пошёл к берегу, из-под которого вода паникой сочилась, и травка кое-какая зеленела. Как вдруг, на полпути налетает на него ястреб тетеревятник. И прекратил бы он страдания селезня, да налетела на ястреба воронья стая. Она собралась тут недалече, в акациях, почивать, а пока делилась событиями прошедшего дня. Как за своего кровного брата грудью встали вороны за селезня. Отступил хищник под натиском серой отчаянной братии. Я и до того любил умных ворон, а после увиденного вообще проникся к ним уважением. Но не о воронах тут речь. Что там мой гусик?
Начал я пошевеливаться, сколько же можно столб изображать. Гусь на мои телодвижения – ноль внимания, своей травкой занят. Фотоаппарата со мной, конечно, не было. Дикий гусь рядом, а я безоружный.
На следующее утро я поехал на Чир вооружённым. Особой надежды, что вчерашнее явление гуся повторится, не было. Однако ж мой серый товарищ был на посту.
С. ЛОМАКИН, фото автора
Подробнее в №46 от 14.11.2020